***
Васякина не ездит с турами,
потому что другой сегмент культуры
у плачущих над ней.
Это люди у которых на еду
на неделю 800рублей,
они выживают месяц
на 10 тысяч на троих,
матери-одиночки с двумя детьми
да и просто интеллектуальные одиночки.
Вот и стих родился.
Но Кузьмин меня тут порадовал редакторской обстоятельностью в работе. Тем что он читает всех и отвечает авторам. Но быть хорошим редактором это крест нести, чтоб тебя потом обидевшиеся натебя авторы и распяли, причем иногда ради красного словца.
Про хедлайнеров феминизированной поэзии
https://www.colta.ru/articles/literature/21843-protiv-vetra?fbclid=IwAR3TOzYs-3BbVDOx8ZUIFPajWA82SpzB8NTKlaBKKSvLdFBRiF3ZKEDv2uA
Этот резонанс неудивителен: новостная лента один за другим приносит примеры непредставимой незащищенности женщин в России, а поскольку политики (и, в частности, женской политики) в цивилизованном виде в стране нет — постольку сфера искусства и культуры остается приоритетной площадкой для ответственного высказывания по общественно значимым вопросам. Именно таким высказыванием и является поэзия Оксаны Васякиной, и присужденная ей накануне встречи премия «Лицей» определенно прочитывается как признание того, что бескомпромиссный, не щадящий ни себя, ни других рассказ о жизни женщины в постсоветской России, рассказ, в котором гендерная проблематика тесно переплетена с социальной и классовой (недаром Васякина постоянно, в том числе и в этой беседе, подчеркивает свое происхождение из семьи шофера в городе Усть-Илимске), — это как раз то, что в сегодняшней русской поэзии так необходимо. Ну, а Вера Полозкова была и остается одним из лидеров читательской популярности среди действующих русских поэтов. Ну, по крайней мере, среди тех из них, кто выдерживает некоторый уровень, так сказать, профессиональных приличий, — потому что в самое последнее время горизонтальная культура социальных сетей начинает выносить на волну всенародного признания совсем уже бессмысленных персонажей, умеющих только рифмовать «кровь» с «любовью», — и преобладают среди них, надо сказать, девушки с эстрадной наружностью
Мне показалось — впрочем, я уверен в этом, — что в поэты-победители не годились бы ни Мандельштам, ни Всеволод Некрасов. И самые важные фигуры в современной русской поэзии, от Михаила Еремина до Полины Андрукович, тоже для такой постановки задачи не подходят. Нет, поэзия, даже самая сложная, — не утешение немытой и небритой элиты, а всеобщее достояние. Да, ее можно и нужно пропагандировать, искать средства (в том числе театральные) для того, чтобы ее до более широкой аудитории донести. Но это — задача, а не критерий. Внешние, количественные, измеримые и монетизируемые параметры успеха хороши для мира веселых акул, и не стоит удивляться, что при перемене обстоятельств у этих акул моментально меняется рацион.
А что при этом непременно возникают в полемике и не дают веселым акулам покоя фигуры отщепенцев-миноритариев, копошащихся у себя на кухнях с какой-то своей непонятной и ненужной, невостребованной народными массами литературой, — так это не фокус: кошка знает, чье мясо съела, а бесы веруют и трепещут.
Дело в том, что я действительно читаю все, что приходит мне (в журнал поэзии «Воздух») самотеком, но отвечаю далеко не на все: это просто «физически невозможно», как говорил персонаж Киры Муратовой, — если начать переписываться с этими бедными людьми (начиная с легиона несчастных, отправляющих в редакцию журнала письма с вопросом «Как прислать вам стихи?»), то надо будет бросить все остальные занятия. А необходимость публично опровергнуть этот отчасти даже лестный для меня вымысел связана с тем, что иначе кто-нибудь из бедных людей непременно решит, что ответа от меня не получил только он, в отличие от всех остальных, — так ведь и до суицида недалеко.
Но раз начавши отвечать — трудно остановиться. Я не уверен, что прекрасен именно тем, что читаю все приходящие мне подборки. Но зато я храню всю переписку с авторами.
В «Ветре ярости» Васякина говорит: «я думаю что я одна из этих женщин / одна из тех кто борется против всех мужчин ради всех женщин» — но мы, конечно, по старой филологической привычке пытаемся отделить субъекта этого высказывания от живого человека, с которым оказываемся на одной сцене или в одном зале: неужто Маяковский и вправду любил смотреть, как умирают дети? Однако бывают и поэтические высказывания, гибридная природа которых противодействует такому отделению: у поэтической функции языка тут оспаривают главенство экспрессивная и конативная, поэзия как исследование непосредственно переходит в поэзию как действие, автор стремится минимизировать зазор между собой и субъектом письма — и готов ради этого идти на жертвы и в письме (которое может терять в рафинированности, в способности соответствовать беспристрастным требованиям художественной сбалансированности), и в собственной жизни (пренебрегая нормами приличия и этическими конвенциями).
«Против всех мужчин» — это и против тех, благодаря кому ты находишься там, где ты есть, против тех, благодаря кому твой голос настолько слышен и значим. Идея благодарности кажется для человека естественной, но легко представить себе, насколько ничтожной она выглядит перед лицом великой революционной задачи, важность которой несоизмеримо выше персональной лояльности конкретным лицам.
У Васякиной есть перед Медведевым огромное преимущество: ее великая цель с самого начала лежит за пределами литературы. Когда читаешь репортажи о деле сестер Хачатурян или о менее известном, но в чем-то даже более поразительном деле Ларисы Кошель, в самом деле хочется положить на алтарь борьбы с имеющимся положением дел все возможные силы. Ну а каковы эти силы в недемократическом государстве? Можно провести литературный вечер. Это намного больше, чем ничего, но несопоставимо меньше, чем нужно и хочется. Что можно сделать с фрустрацией по этому поводу? Самым естественным и самым легким способом ее преодоления оказывается возвращение — со всей накопленной яростью — в профессиональную среду. Поиск врага рядом, где ближе и виднее.
Нельзя сказать, что литературная среда без греха. Поэты по человеческим своим качествам — нет, ничуть не лучше прочих сограждан. И начинать наведение порядка с того пространства, в котором сейчас находишься, по-своему правильно и естественно. Но в этом пространстве пока можно не разрушать, а создавать, и в этой области путь Оксаны Васякиной еще только начинается. «Бороться против всех мужчин», а потом приглашать их выступить с курсом лекций не получится. Борьба за любые мало-мальски серьезные перемены основывается на искусстве поиска компромиссов и завоевывания союзников, а не на искусстве наживания себе врагов — хотя, не буду спорить, это последнее искусство бывает более зрелищным и самого автора больше заводит.
Александр Бикбов написал в 2009 году про культурные проекты, рожденные в 1990-х, и их творцов: «Пройдет еще десять лет, и, возможно, им предстоит принять в свой адрес искреннюю радикальную критику. Хорошо, если так. Это будет означать, что они сумели создать те ясные смысловые и институциональные рамки, опершись на которые, новые протагонисты и культурные посредники сделают следующий самостоятельный шаг». Десять лет прошло, и я, например, уже готов получить и расписаться. Но если радикальная критика будет состоять в том, что старшие товарищи невежливо отвечают на письма и плохо следят за своим и своих сотрудников моральным обликом, то, боюсь, самостоятельного шага из этого не выйдет.